НЕВЕСТА - МОНАХИНЯ ЧЭНЬ ЮНЬ-ЦИ

Студент Чжэнь Юй происходил из Илина в Чу. Он был сыном второго кандидата, сам вполне владел стилеми отличался прекрасною наружностью. Этими качествами он славился еще с очень нежного возраста.

Когда он был еще ребенком, один гадатель, посмотрев на его лицо, сказал так:

- Впоследствии ему суждено будет взять себе в жены даосскую монахиню.

Отец с матерью сочли это за шутку. Стали уже приговаривать ему невесту, но, к их огорчению, все не могли ни на ком остановиться: одна была слишком низкого происхождения, другая - слишком знатна.

Мать студента была урожденная госпожа Цзан. Ее родня жила в Хуангане. Как-то раз по делам студенту пришлось туда идти, чтобы повидать свою вторую бабушку. Ему сказали там слова, ставшие поговоркой:

Четыре облака в Хуане:
Младшее не имеет равных.

Дело в том, что в этом уезде находился храм Патриарха Люй а в храме этом жили даосские монахини, все прекрасны собой. Отсюда и поговорка.

Этот небольшой храм был всего лишь в десяти с чем-то ли от деревни, где жили Цзаны, и наш студент тайком от них направился туда. Постучался. И в самом деле, там оказалось четыре даосских монахини. Они с большим самоуничижением и в то же время очень охотно бросились его привечать-принимать. Вид они имели весьма приличный, чистенький.

Та же из них, что была моложе всех, оказалась так красива, что и во всем просторном мире ничего подобного не найти. Студенту она пришлась, по душе; он устремил на нее свой взор. Она же, подперев рукой лицо, смотрела куда-то в сторону.

В это время три прочие девы-монахини собирали на стол посуду и кипятили чай. Студент воспользовался удобным случаем, чтобы спросить у младшей, как ее имя и фамилия.

- Меня зовут Юнь-ци, - отвечала она. - А по фамилии - Чэнь.

- Странно, - сказал в шутку студент. - А ведь моя, ничтожного студентика, фамилия как раз Пань!

Чэнь краска бросилась в щеки. Она опустила голову и молчала. Потом поднялась и ушла.

Тут же заварили чай и стали подносить гостю отборные фрукты. Разговорились, сказали, как каждую зовут. Одна назвалась Бо Юнь-шэнь. Ей было лет тридцать с лишком. Другая оказалась Шэн Юнь-мянь. Этой было с чем-то двадцать. Третью двадцати четырех - двадцати пяти лет, тем не менее младшую из всей братии, звали Лян Юнь-дун.

Юнь-ци так и не появлялась. Это привело студента в крайнее уныние, и он спросил о ней.

- Эта девчонка, - отвечала Бо, - боится незнакомых людей!

Студент поднялся и стал прощаться, Бо употребляла все усилия, чтобы только его удержать, но он не остался и вышел.

- Вот что, - сказала Бо на прощанье, - коли хотите видеть Юнь-ци, можете снова завтра зайти!

Студент вернулся к своим; он был охвачен самой пылкой любовью.

На следующий день он опять появился в храме. Даоски были дома, кроме одной Юнь-ци. Студенту было неудобно торопиться с вопросом, а девы-монашки уже накрыли на стол и оставляли его обедать. Студент усиленно отказывался, но его не слушали. Бо наломала ему хлеба, дала в руку палочки и принялась самым усердным и сердечным образом его угощать. Наконец, студент спросил:

- А где ж Юнь-ци?

- Придет сама, - был ответ.

Прошло опять довольно много времени. День, повидимому, уже склонился к вечеру. Студент собрался уходить, но Бо задерживала его, ухватив за руки.

- Посидите пока здесь, - говорила она, - а я пойду и притащу нашу девчонку сюда, чтоб она имела счастье к вам явиться!

Студент остался. Сейчас же заправили лампы, собрали вина. Юнь-мянь тоже ушла. Вино уже обошло всех понескольку раз. Студент стал отказываться, говоря, что пьян.

- Выпейте три чарки, - сказала ему Бо, - тогда Юнь-ци выйдет!

Студент исполнил это, выпил, сколько было сказано. Тогда Лян тоже в свою очередь поднесла ему столько же и стала упрашивать, потчевать его. Студент и их осушил до конца. Затем, перевернув чарку, заявил, что он пьян. Бо взглянула на Лян.

- У нас с тобой, знаешь, лица неважные, - сказала она, - нам с тобой не уговорить его выпить еще. Ты пойди-ка притащи сюда девчонку Чэнь; скажи, что ее милый Пань давно уже поджидает свою Мяо-чан!

Лян удалилась, но вскоре вернулась и сообщила определенно, что Юнь-ци не придет. Студент собрался уходить, но была уже глубокая ночь. Он притворился пьяными лег навзничь.

Прошло несколько дней. Он все не решался опять пойти в монастырь. А сам все время думал о Юнь-ци, не мог забыть. И лишь время от времени подходил поближе к монастырю, высматривал ее, поджидал.

Однажды, дело было уже к вечеру, Бо вышла из дверей с каким-то юношей и удалилась. Студент был восхищен: Лян-то он не очень боялся. Ринулся к дверям и давай стучать.

На стук вышла Юнь-мянь. Он спросил ее, кто дома, и узнал, что Лян тоже куда-то ушла. Тогда он осведомился и о Юнь-ци. Шэн провела его и, войдя с ним в какой-то двор, крикнула:

- Юнь-ци! Гость пришел!

Студент только и видел, как двери в комнату закрылись с шумом.

- Заперла дверь, - сказала с улыбкой Шэн.

Студент стал у окна и сделал вид, что собрался говорить. Тогда Шэн вышла. Юнь-ци сказала ему через окно:

- Меня, знаете, сударь, здесь держат как приманку, а вас здесь удят... Если будете сюда ходить часто, то жизни вашей конец. Я, правда, не смогу всю жизнь до могилы хранить чистый устав монахинь, но не решусь также воспользоваться этим обстоятельством, чтобы нарушить свою честь. Я только хотела бы найти такого, как милый Пань, и служить ему!

Тогда студент дал ей обещание не разлучаться с ней до седых волос.

- У меня, - сказала Юнь-ци, - есть наставница, вырастившая и выпестовавшая меня. А это ведь нелегко ей далось! Если вы действительно меня полюбили, принесите ей двадцать лан серебром и выкупите меня. Я буду ждать вас три года. Если же вы рассчитываете здесь на свидания, как говорится, в тутовых кустах, то на это я пойти не могу!

Студент обещал, но только лишь собрался он высказаться перед ней сам, как снова появилась Шэн, и он вышел вслед за ней. Потом откланялся ей и вернулся к себе

На душе у него было тяжело, брало уныние. Стал думать, как бы изловчиться, чтобы во что бы то ни стало и через каких-либо третьих лиц пробраться к ней и хоть разок еще подойти поближе к этому милому существу; но как раз в это время прибыл из дому слуга, сообщивший ему, что отец захворал; ему пришлось ехать днем и ночью, чтобы только вернуться во-время.

Вскоре кандидат, его отец, умер. У матери завелись в доме строжайшие порядки, и студент не решался довести до ее сведения о своих сердечных делах. Все, что он мог сделать, это сурово урезывать свои расходы и день за днем копить.

Стали появляться предложения брака, но он отказывал, ссылаясь на свой траур по родителю. Мать не желала его слушать, но студент сказал ей кротко и ласково так:

- В прошлый раз, мама, когда я был в Хуангане, моя вторая бабушка пожелала поженить меня на некоей Чэнь, и я, сказать правду, очень бы этого хотел. Но теперь случилось наше большое несчастье, вести оттуда застряли... Я давно уже не ездил в Хуанган проведать ее. Вот если б мне туда скоренько слетать!.. Если ничего из этого не вышло, дело не слажено, то я послушаюсь тебя и сделаю,как ты хочешь!

Мать согласилась, и вот, забрав все свои сбережения, наш студент направился в Хуан.

Прибыв туда, он явился в храм и вдруг нашел, что помещения пустуют, холодные, заброшенные, - совершенно иная картина против прежней! Вошел несколько глубже в храм. Там увидел лишь какую-то старуху монахиню буддийской веры, которая сидела в кухне и стряпала. Студент подошел к ней и стал задавать ей вопросы.

- В третьем году, видите ли, старая даоска умерла, а все «Четыре Тучи» рассыпались, словно звезды по небу!

- Куда же они девались? - спрашивал студент. - А вот, Юнь-шэнь и Юнь-дун бежали с развратными молодцами. Намедни я как будто слышала, что Юнь-ци временно поселилась где-то к северу от нашего уезда. О Юнь-мянь же я не знаю.

Слыша такие слова, студент затужил, велел запрягать и сейчас же поехал к северу от города. Тут он стал наводить справки в каждом попадавшемся ему на пути даосском храме, но никак не мог напасть на след. В тягостном унынии вернулся он домой.

- Вот что, мама, - солгал он матери, - дядя мне сказал, что старик Чэнь поехал к Иочжоу. Когда же он вернется, то дядя пришлет к нам гонца!

Через полгода вдова поехала навестить свою мать и спросила ее, между прочим, об этом деле. Та в совершенной растерянности ничего не понимала. Вдова рассердилась было на сына за обман, но старуха выразила предположение, что внук стакнулся с дедом один на один, а ей они ничего не сообщили. К счастью, дед студента уехал куда-то далеко и раскрыть эту чепуху не было возможности.

Вдова, по данному ею храмовому обету, собралась на Лотосовый Утес и постилась сначала у подошвы горы. Как-то раз, когда она лежала в постели, хозяин гостиницы постучал ей в двери и проводил к ней какую-то девушку-даоску, чтобы та побыла с ней вместе ночью. Девушка назвалась Чэнь Юнь-ци.

Узнав, что госпожа живет в Илине, она пересела к ней на постель и стала изливать ей жалобы на свою жизнь. Говорила она, вызывая своими словами глубокое сострадание.

После всего прочего она сказала вдове, наконец, что у нее есть двоюродный брат, студент Пань, родом оттуда же, откуда и вдова.

- Прошу вас, - взмолилась она при этом, - дайте себе труд приказать кому-либо из ваших детей или племянников передать ему одно мое словцо: пусть только скажут от меня, что такая-то живет пока в монастыре «Гнездящегося Аиста», в келье старшей наставницы Ван Дао-чэн. Скажите, что я с утра до вечера горюю и страдаю. День проживу, что год прошел. Пусть он поскорее придет навестить меня. Я, - передайте ему, - не знаю, как будет после нынешних дней.

Вдова спросила, как в точности имя и прозвание студента Паня, но дева и их не знала, а сказала только:

- Ну, да раз он в училище, то сюцаи, думаю, о нем слыхали!

Еще не рассвело, как она уже спозаранку простиласьс госпожой и на прощанье еще раз настойчиво и убедительно напомнила ей свою просьбу.

Когда госпожа вернулась домой, то стала обо всем рассказывать сыну и, между прочим, дошла до этого разговора. Студент встал на колени перед ней и так стоял все время.

- Мама, - говорил он, - скажу тебе всю правду: этот студент Пань - я, твой сын, и никто иной!

Госпожа расспросила, как и что, и, узнав от него про все эти обстоятельства, сильно рассердилась.

- Негодный мальчишка, - волновалась она, - ты развратничаешь направо и налево по храмам и монастырям... Смотрите-ка, даоску берет себе в жены! С каким же ты лицом покажешь ее на свадьбе родным и гостям?

Студент поник головой, не смея более проронить ни одного слова.

Затем студент поехал на экзамен в уезд и тайком там нанял лодку, чтобы разыскать Ван Дао-чэн. Когда же он прибыл на место, то оказалось, что Юнь-ци полмесяца тому назад уже куда-то ушла странствовать и с тех пор не возвращалась.

Студент вернулся домой, приуныл и заболел. Как раз в это время скончалась старуха Цзан. Вдова Чжэнь поспешила на похороны матери, но на обратном пути сбилась с дороги и попала к некоей Цзин, которая оказалась ее двоюродной сестрой.

Тотчас она была приглашена в дом, где увидела какую-то молодую девушку, лет восемнадцати - девятнадцати, красоты совершенно очаровательной, невиданной.

Вдова, все время думавшая о том, как бы найти сыну прекрасную жену, чтобы он только не дулся на нее, была в душе поражена этой девушкой и стала подробно расспрашивать свою сестру о ней и ее жизни.

- Это некая Ван, - отвечала та. - Она Цзинам племянница. И опора и прибежище у нее потеряны, и она временно живет здесь!

- А кто ж ее жених? - любопытствовала вдова.

- Нет жениха!

Вдова взяла девушку за руку, заговорила с ней. От нее веяло грацией и ласковостью. Вдове она сильно полюбилась, и ради нее она осталась переночевать.

Затем она потихоньку сообщила о своих намерениях сестре.

- Великолепно, - отвечала та. - Только этот человек высоко себя ценит. Иначе, зачем бы ей до сих пор так шататься без цели? Разреши - я с ней поговорю!

Вдова пригласила девушку лечь с ней на одну постель. Стала с ней болтать и шутить с огромным для себя удовольствием. Девушка сама пожелала считать вдову своею матерью, и та ликовала. Пригласила ее вернуться вместе с ней в Цзанчжоу. Девушка была этому предложению особенно рада, и на следующий же день они обе в одной лодке вернулись домой.

Когда они добрались до дому, то оказалось, что студент все еще болен: так и не вставал. Мать, желая чем-либо порадовать больного, послала служанку шепнуть ему:

- Барыня для вас, барич, привезла красавицу!

Студент не поверил. Припал к окну, взглянул: еще прелестнее, чем Юнь-ци!

И подумал он про себя, что вот уже прошел их трехгодичный срок свидания, а она, как ушла куда-то странствовать, так и не возвращалась. Можно предположить, что ее яшмовое лицо, наверно, уже нашло себе владельца, так что, заполучив эту красотку, можно очень хорошо утешиться.

Подумал, просиял, заулыбался и изменил выражение лица. Болезнь мигом прошла.

Тогда мать пригласила обоих молодых людей чинно представиться друг другу. Когда студент вышел, вдова спросила девушку:

- Ну, что, поняла ты теперь, зачем я тебя взяла ссобой сюда?

Девушка улыбнулась.

- Да, уже поняла. Но зато вы, мама, не знаете, что я думала, когда собралась с вами сюда ехать. Я в молодости была просватана за некоего Паня из Илина. Но от него давно уже нет никаких вестей. Должно быть, он уже нашел себе достойную пару. Если так, то я буду вам, мама, невесткой. Если этого еще не случилось, буду веки вечные вам, как дочь, и скоро-скоро отблагодарю вас за всю вашу ко мне доброту!

- Ну, если у тебя уже дано обещание, принуждать не будем. Только вот что. Несколько времени тому назад мне случилось быть на горе Пяти Патриархов. И вот, знаешь, ко мне является некая даоска-монашенка испрашивает меня о Пане. Теперь - опять этот Пань! А я наверное знаю, что среди наших Илинских более или менее видных людей нет такой фамилии!

- Как, - воскликнула в изумлении девушка, - это вы были, мама, та женщина, которая спала там у Лотосового Утеса? Ведь та, кто спрашивала вас про Паня, - я самая и есть!

Тут только мать все поняла, поняла и улыбнулась.

- Ну, если так, - сказала она, - то студент Пань, скажу тебе определенно, - здесь!

- А где? - любопытствовала девушка.

Вдова велела служанке привести сына и спросила его. Тот был поражен.

- Как! Ты и есть Юнь-ци? - воскликнул он.

- А ты почем знаешь? - спросила она.

Студент рассказал все, что было, и она, наконец, узнала, что история с Панем - это только шутка.

Узнав, что Пань и есть студент, она застыдилась, что с ним все время говорит, и побежала сообщить обо всем этом вдове. Та спросила ее, откуда вдруг у нее появилась новая фамилия Ван?

- Да это моя настоящая фамилия и есть, но даоска, меня наставлявшая, полюбив меня, удочерила, и я приняла ее фамилию.

Вдове все это понравилось. Она выбрала счастливый день и устроила им брачную церемонию.

Возвратясь к предыдущему, видим, что дело было вот как.

Юнь-ци вместе с Юнь-мянь жили возле наставницы своей Ван Дао-чэн, но когда той пришлось круто, Юнь-мянь ушла от нее в Ханькоу. Юнь-ци была балована, наивна, работать не умела, да к тому же стыдилась вообще выходить по даосским делам. Дао-чэн это очень не одобряла.

Случилось затем так, что ее дядя Цзин поехал в Хуан-ган, где встретился с ней. Она лила слезы. Тогда дядя увез ее с собой и заставил ее снять свой даосский наряд.

После этого он хотел сватать ее за видных людей и упорно скрывал поэтому, что она когда-то была монахиней. Тем неменее всем, кто, как говорится, «справлялись об ее имени», она выражала несогласие. Дядя и его жена не понимали, чего она хочет, и стали относиться к ней весьма недружелюбно, так что, когда в тот самый день вдова взяла ее с собой и они могли отдать ей девушку, то почувствовали, словно свалили с себя тяжкое бремя.

По «соединении в чаше» каждый из новобрачных все время рассказывал, что с ним приключилось. Их то охватывал восторг, то брали слезы.

Молодая оказалась весьма почтительной к старшим, усердной, внимательной, так что вдова очень ее полюбила. Однако она только и знала, что играла на лютне, и особенно охотно в шахматы; ведать не ведала, как вести хозяйство и домашние дела. Вдову это сильно огорчило.

Через месяц с небольшим вдова отправила обоих молодых к Цзинам. Они там погостили несколько дней и поехали обратно. Когда они плыли в лодке по Цзяну мимо них прошла какая-то другая лодка, в которой сидела даосская монахиня. Подплыли - оказывается, Юнь-мянь!

Юнь-мянь, единственная из всех, была дружна с Юнь-ци, и молодая, обрадовавшись ей, пригласила ее к ним в лодку. Обе делились друг с другом всем «кислым и горьким».

- Куда же ты теперь едешь? - спрашивала молодая.

- Я, видишь ли, - отвечала та, - давно о тебе тосковала. Наконец, отправилась в дальний путь, пришла в монастырь «Гнездящегося Аиста» и вдруг узнала там, что ты пошла к Цзинам. Вот я и решила проведать тебя в Хуангане. А того и не знала, что тебе уже удалось соединиться со своим возлюбленным! Смотрю теперь на тебя: ты словно фея... А я, значит, осталась без тебя бесприютной странницей: то поплыву, то причалю... И не знаю теперь, когда все это кончится!

Сказала - и горько вздохнула.

Молодая придумала следующее. Она велела ей переодеться в другое платье, сняв монашеское, и идти под видом ее сестры. А она возьмет ее пока в компаньонки ко вдове, а там понемножку да помаленьку можно будет и ей подобрать приличную пару. Шэн согласилась.

Приехали домой. Молодая сначала доложила старухе, и затем только Шэн вошла в дом. Манеры у нее были, как у девушки из хорошего дома, а в разговоре и шутке она проявляла великолепное понимание светских вещей. Старухе, как вдове, было очень скучно, одиночество ее удручало, так что присутствие Шэн ее очень радовало, и она боялась лишь одного: как бы та от нее не ушла.

Шэн вставала спозаранку и принималась хлопотать вместо старухи, не считая уже себя гостьей. Старуха все больше и больше приходила от нее в восторг и про себя уже подумывала, не взять ли ее в дом, как сестру молодой, чтобы покрыть этим ее прежнее монашество. Так она думала втихомолку, но не решалась об этом заговорить.

Однажды старуха забыла что-то сделать и побежала спросить у Шэн, а у той, оказывается, это давно уже готово. Воспользовавшись тогда представившимся случаем, она сказала ей:

- Наша сударушка с картинки не умеет вести хозяйство. Что с ней делать? Вот ежели бы молодая была вроде тебя, мне нечего было бы и тужить!

Старуха не знала, что у девы это давно уже было на уме, она только боялась, как бы мать не рассердилась. Теперь же, услыша от той подобные речи, она засмеялась и сказала:

- Раз матушка меня любит, то молодая жена может ведь изобразить Ин с Хуан... Как вам кажется?

Мать не отвечала, а тоже раскатисто смеялась вовсю. Молодая прошла к мужу и рассказала ему об этом. Тогда очистили и прибрали отдельное помещение, и молодая сказала Шэн:

- Послушай-ка, помнишь, когда мы еще с тобой в монастыре спали на одной подушке, ты, сестрица, говорила мне, что только бы нам с тобой найти человека, который понимает, что значит любовь и ласка, - тогда мы обе стали бы служить такому человеку. Помнишь или нет?

Шэн смутилась.

Что ты, что ты, - пролепетала она, - да ведь когда я говорила про любовь и сближение, я ни о чем таком и не помышляла... Просто думала: целый день трудиться и хлопотать, а никто, никто и не будет знать, сладко ли, горько ли тебе... А вот за эти дни матушка наша соблаговолила приласкать меня за мою работенку. И душе моей стало вдруг отчетливо ясно, где холодно, а где тепло. Так что, если ты не издашь, как говорится, «указа прогнать пришельца» и велишь мне быть постоянной компаньонкой матушке, то все мои пожелания этим будут удовлетворены. Я и не буду даже мечтать об исполнении того, о чем мы тогда говорили!

Молодая передала это матери. Та велела обеим зажечь свечи и произнести обеты сестер, поклявшись, что они никогда не будут в этом каяться.

Вслед за этим она велела сыну исполнить с ней обряд, полагающийся мужу с женой. Когда они пошли спать, Шэн заявила ему:

- Вот что, знаешь, - я ведь двадцатитрехлетняя старая теремница!

Студенту не верилось. Но вдруг... пало красное и заполнило весь матрац. Студент диву дался...

- Почему ты думаешь, что я так рада найти себе милого? -шептала она. - Совсем не потому, чтобы я не могла добровольно оставаться одинокой затворницей. Скажу тебе по правде: мне невыносимо было краснеть, угощая гостей, словно в каком-то «кривом палисаднике», и в тоже время иметь тело теремной девушки. Вот этим разочком я воспользуюсь, чтобы приписаться к вашей семье и чтобы за тебя служить твоей старухе матушке. Буду здесь экономкой, ведущей всем домом. А что до супружеского удовольствия в спальне, то ты уж, пожалуйста, ищи его у другой!

Через три дня она перенесла свою постель к матери. Та гнала ее прочь, но она не уходила. Тогда молодая, спозаранку забравшись к матери, заняла ее место на постели и улеглась спать. Делать было нечего, и новой жене пришлось идти к студенту.

С этих пор они через два-три дня стали чередоваться. Привыкли и стали считать, что это в порядке вещей.

Вдова в свое время любила играть в шахматы, но, с тех пор как она овдовела, ей было некогда этим заниматься. Теперь же, когда у нее была Шэн, все дела по дому пришли в образцовое состояние, и ей целый день нечего было делать. В часы безделья она садилась с молодой за шахматы. Зажигали свет, варили чай... Старуха слушала, как обе жены играли на лютне, расходились только за полночь.

- Даже когда был жив отец моего сына, - говорила старуха знакомым, - и то я такой радости иметь не могла!

Шэн заведовала всем, что уходило и приходило, записывала и давала старухе отчет. Та ничего не понимала:

- Вы вот обе говорите мне, что в детстве вы были сиротами и знали только грамоту, лютню да шахматы. Кто же тебя всему этому выучил?

Шэн смеялась и рассказывала все начистоту. Смеялась и старуха.

- Вот ведь и я тоже, - говорила она, - никогда не хотела женить сына на даоске, а теперь получила сразу двух!

И тут она вдруг вспомнила, что было нагадано ее сыну - тогда еще отроку. Вспомнила - и поверила, что нельзя убежать от того, что предопределено судьбой.

Студент дважды был на экзаменах, но все не выдерживал.

- Хотя наш дом и не из богатых, - сказала, наконец,старуха, - но все же кое-какой землицы наберется с триста му. Да тут еще нам повезло с Юнь-мянь: она так ловко со всем управляется. Нам что дальше, то все теплее и сытнее становится. Ты, сынок, будь только у моих колен да забирай своих обеих жен и вкушай удовольствие вместе со мной. Я не хочу, чтобы ты искал себе богатства и знатности.

Студент повиновался.

Впоследствии Юнь-мянь родила мальчика и девочку, а Юнь-ци девочку и трех мальчиков. Мать умерла, когда ей было уже за восемьдесят.

Ее внуки, все как один, вошли во дворец Полукруглого Бассейна, а старший, рожденный от Юнь-мянь, даже прошел на областных отборах.